Ной Берлатски — редактор сайта The Hooded Utilitarian, посвящённого культуре и комиксам. Также он постоянный корреспондент газеты «The Atlantic», и его новая статья посвящена тому, что нет книг «простых» или «сложных». Книги, которые тяжело читать одним, легко пойдут у других.Какая из прочитанных вами книг была самой сложной? У меня тут нет сомнений: в последнее время сложнее всего было добить «Пятьдесят оттенков серого». Если бы мне не нужно было читать её по работе, я бы её бросил.
Но «Пятьдесят оттенков серого» едва ли кто назовет сложной. Скорее всего, если тебе зададут такой вопрос, в первую очередь подумаешь о модернизме, например, о книге «Поминки по Финнегану», она же «Уэйк Финнегана» Джойса (которую лично я не читал), или о философии вроде «Критики чистого разума» Канта (которую я читал, но очень давно).
читать дальшеНедавно в газете «The Atlantic» появилась статья о том, что раз уж ты начал читать книгу, твой моральный и интеллектуальный долг — закончить её. Но там обсуждались романы Чарльза Диккенса, Генри Джеймса, Иэна Макьюэна — серьёзных авторов с оригинальным критическим мышлением. Они подтверждали тезис «может, и не хочется продираться через книгу, которая перестала нравиться после пятидесятой страницы, но это признак силы». Правда, будь там примеры вроде тех же «Оттенков» или, скажем, книг Гришема, или «Голодных игр» — и заявление сразу растеряло бы изрядную долю пафоса.
В литературе понятие «сложность» обычно относится к книгам, которые тяжело читать и тяжело закончить. Как по мне, это куда больше подходит «Пятидесяти оттенкам серого», чем «Искуплению» Макьюэна, которое я не моргнув глазом прочёл дважды и с удовольствием перечту снова, тогда как первая заставила меня возненавидеть всё вокруг и искренне надеяться, что я прямо посреди предложения вознесусь в лучший мир без страданий, грехов и дешёвой макулатуры. Бывали, конечно, у меня трудности и с высокоинтеллектуальной литературой с зубодробительными текстами — вспомнить хотя бы сборник бесконечных и бессмысленных историй Мелвилла о Галапагосских островах («Энкантадас, или Заколдованные острова»). Но так ли сильно желание ковыряться в Мелвилле отличается от желания сбросить Гришэма с крыши (точнее, его книги)?
Я знаю, в первом случае виноват только я: не очень внимательно вчитывался в шедевр мастера. Во втором случае многие сказали бы, что проблема в потрясающе пресном языке и дурацких сюжетах Гришэма. Но в обоих случаях результат один: отторжение, скука, разочарование. Что Мелвилла, что Гришэма мне читать тяжело.
Так почему же читатели имеют право назвать «Пятьдесят оттенков» сложной книгой, а не просто плохой? На то есть несколько причин. Во-первых, я считаю, что правильней рассматривать эти определения вместе, а не раздельно. Большинство людей признают (пусть иногда и неохотно), что эстетические качества — вещь в какой-то мере субъективная. Например, вы можете полагать (как и я), что комикс «Маус» Шпигельмана – пафосная и утомительная нудятина, но мнения могут различаться (хотя, конечно, все разумные люди со мной согласны). Но «сложность», похоже, предполагает более объективные оценки, словно чтобы сказать нам: посмотрите, классические книги типа Джойса и Фолкнера – тяжеловесы чистой прозы, а другие, вроде Стефани Майер или Тома Клэнси, — жалкие слабаки-показушники. Может, «хорошо» — понятие относительное, но «сильный» всегда и везде значит одно и то же.
Но всё-таки проблема в том, что это неправда: «сложность» так же, как «хорошо» или «плохо» — критерий субъективный. Некоторым (ну хорошо, многим) может не нравиться Генри Джеймс с его бесконечными предложениями и туманностью, зато других его стиль просто очаровывает. Некоторые с удовольствием читают увлекательные приключенческие рассказы Джека Лондона, а другим может не понравиться его жестокость к животным. Одних увлечёт лёгкость и романтичность «Унесённых ветром» , а других может отпугнуть неприкрытый расизм. Если уж на то пошло, большинство опросов показывает, что мужчины вообще не читают художественную литературу. Но значит ли это, что мужчины — поклонники документалистики? Или это значит, что любовные романы и детективы — главные порочные удовольствия — могут оказаться для некоторых сложными?
«Скажу спасибо, — пишет Меган Стивен в Public Books, —когда бесконечная болтовня о том, чувствовать ли нам себя виноватыми из-за нашего чтения, наконец, стихнет, и я смогу услышать звук переворачиваемых страниц». Многие разделяют эту позицию. В наше время такие «порочные удовольствия» встречаются так часто и имеют столько поклонников, что начинаешь думать, что единственная вещь, которая может вызвать чувство вины, — это само чувство вины. Но, несмотря на утверждение, что читать нужно для удовольствия (а может быть, из-за него), разочарование в книге продолжает вызывать смутное чувство неловкости.
«Сложность» — такой способ избавиться от этого чувства: ну, скажем, если тебе не нравится вот этот важный роман, то это потому, что он сложный и ты не хочешь напрягаться, чтобы его понять. Но даже признавая, что сложность — величина изменчивая и субъективная, я вовсе не считаю, что мне нужно пытаться полюбить «Пятьдесят оттенков». Скорее это способ показать, что чувство разочарования и неопределённости — совсем не обязательно вина читателя. Процесс чтения — вовсе не шелест переворачиваемых страниц: иногда его отсутствие так же значительно и сложно, как удовольствие.
Источник