Весенний конкурс рецензий от издательства "Эксмо"

[Злата]

С 01 марта по (включительно) издательство «Эксмо» приглашает вас принять участие в новом конкурсе рецензий на сайте eksmo.ru!

Авторов самых интересных, информативных и рейтинговых рецензий ждут замечательные призы — книги на выбор из «Призового фонда» конкурса.

На этот раз мы разыгрываем сразу 6 комплектов призов в 3 номинациях:

1 Номинация: «Сама нежность» за самую трогательную и романтичную рецензию, присланную на конкурс

Призы:
5 книг на выбор из «Призового фонда» конкурса,
публикация рецензии на страницах издательства в социальных сетях: на Facebook, ВКонтакте, в Живом Журнале «eksmo_live, в twitter;

2 Номинация: «Популярная рецензия» за рецензии, собравшие наибольшее количество положительных голосов в сроки проведения конкурса

Призы:
место — 2 книги на выбор из «Призового фонда» конкурса,
место — 1 книги на выбор из «Призового фонда» конкурса.

3 Номинация: «Активист месяца» за максимальное количество рецензий, опубликованных в сроки проведения конкурса

Призы:
место — 5 книг на выбор из «Призового фонда» конкурса,
место — 3 книги на выбор из «Призового фонда» конкурса,
место — 2 книга на выбор из «Призового фонда» конкурса.

Читайте книги, делитесь впечатлениями, публикуйте ссылки на рецензируемые книги в социальных сетях, выигрывайте самые интересные книги!

С нежностью, издательство «Эксмо»!

Полные условия акции

@темы: Конкурсы, Акции

---

[Книжный Ростов]

Мы нажимали-нажимали на кнопку "голосование" и вот к чему нас это привело....

Привело нас это к двадцать девятой книге Клуба! Впервые мы будем читать произведение норвежского автора, а это уже интересно.

Ю Несбё "Леопард"

@темы: Детектив, Выбранные книги, Триллеры

---

[Книжный Ростов]

Случайный выбор + ответственное голосование = интересная двадцать девятая книга Клуба.

"Небо Монтаны" Нора Робертс

По завещанию отца три его дочери от разных жён, никогда прежде не встречавшиеся, вынуждены вместе прожить год на большом ранчо в Монтане.
Вспыльчивая, отважная Уилла, с рождения живущая и работающая на ранчо и принявшая на себя управление им после смерти отца, враждебно встретила старших сестер, вторгшихся в ее владения. Ей и без того хватает забот — разобраться бы в своих сложных отношениях с соседом Беном Маккинноном.
Но когда на ранчо и вокруг него стали происходить страшные, загадочные убийства, только поддержка сестер и любовь верного Бена помогают ей выстоять.

"Джек Мэрси и после смерти не перестал быть сукиным сыном. Когда человек шестьдесят восемь лет живет хищником, за неделю, прошедшую после его кончины, отношение к покойному не меняется. Многие из пришедших на похороны не постеснялись бы сказать это и вслух.
Во всяком случае, нечто в этом роде нашептывала мужу на ухо Бетанна Мосбли во время траурной церемонии. Стоя возле высокой кладбищенской ограды, Бетанна уже в который раз сообщила своему супругу, что пришла на похороны лишь из сочувствия к юной Уилле. О мыслях и переживаниях своей жены Боб Мосбли был подробнейшим образом извещен еще по дороге на кладбище, а потому лишь хмыкнул в ответ. За сорок шесть лет совместной жизни он привык к тому, что миссис Мосбли не умолкает ни на минуту, и научился отключаться. Отключился он и теперь — заодно, чтобы не слышать и монотонного бормотания священника".

"Мир по Кларксону" Джереми Кларксон

Джереми Кларксон – самый скандальный, провокационный, неполиткорректный, циничный и брутальный журналист не только Британии, но и, возможно, всего мира.
Тексты Кларксона, искрящиеся остроумием и раздающие пощечины общественному вкусу, вызывают у читателей самые неоднозначные эмоции – от гневного возмущения до восхищения, граничащего с преклонением. Воскресная колонка Кларксона в Sunday Times – первое, что открывают утром большинство читателей газеты, желая узнать, кто в этот раз подаст на Кларксона в суд. При всей эпатажности и нарочито вызывающем тоне слова журналиста имеют необычайно большой вес: его критического высказывания достаточно для банкротства целых предприятий, как это случилось, например, с английским автозаводом Vauxhall Vectra.
«Мир по Кларксону» – это сборник великолепных колонок этого автора, выходивших в Sunday Times в 2001–2003 годы.

"Судя по опросу общественного мнения, большая часть народа, вернувшегося на работу после рождественских праздников, считает, что Англия должна последовать примеру Шотландии и сделать 2 января Выходным днем.
Сдается, здесь есть две странности.
Первая – что кто-то вообще взял на себя труд проводить такой Опрос, а вторая – что кто-то в здравом уме может решить, что рождественские каникулы слишком коротки.
У меня как-то раз случились десять дней отпуска, и в первое же утро к одиннадцати часам я уже выпил четырнадцать чашек кофе, прочел все газеты и Guardian и потом… и что потом?
К обеду мне стало так тошно, что я решил повесить пару картин. Нашел молоток… Потом пришлось вызывать штукатура, чтобы залатать, дыры, которыми я уделал стену. Потом я попробовал починить электрические ворота гаража, которые срабатывают раз в год по обещанию. Выход с гаечным ключом опять же окончился вызовом мастера по сборке ворот.
Я нацелился на печку Aga, сломавшуюся в канун Рождества, но жена взяла меня под локоток и оттащила подальше, объяснив, что уважающий себя строитель не станет в выходные заниматься сочинительством, а раз так, то и писатель в выходные не должен заниматься не своим делом. И добавила, что это, во-первых, дорого, а во-вторых, опасно. Жена права.
У нас есть лампочки на потолке гостиной, на столе они должны отражаться в виде звезд, но свет падает как-то так, что звездного неба никогда не получалось, да и бог бы с ним, думал я всегда. Но когда вас сильно достало безделье, раздражает все.
Я купил клейкой ленты, и моя жизнь обрела цель. Мне было что делать".

"Леопард" Ю Несбё

Знаменитый норвежец Ю Несбё — признанный лидер детективного жанра. В коллекции его наград — «Стеклянный ключ», «Ривертон», «Книга года», «Выбор читателей». Мировой бестселлер «Леопард» удостоен премии Датской академии детектива. Харри Холе, блестящий сыщик с сомнительной репутацией, давно покоривший читателей своим мрачным обаянием, идет по кровавому следу убийцы, который подкрадывается к своим жертвам бесшумно, как леопард, и умерщвляет их с изощренной жестокостью. Опасная охота продолжается до последней страницы, и финал будет совсем неожиданным.

"Она проснулась. Поморгала в кромешной темноте. Широко разинула рот и задышала носом. Снова моргнула. Почувствовала, как по щеке течет слеза, растворяя соль от прежних слез. А вот сглотнуть слюну не удалось, во рту было сухо. Щеки словно что-то распирало изнутри. Казалось, что от этого чужеродного тела во рту голова ее вот-вот взорвется. Но что же это, что же это такое, в конце концов? Первое, что она подумала, когда очнулось, — ей вновь хочется забыться. Провалиться в теплую и темную пропасть. Укол, который он ей сделал, по-прежнему действовал, но она знала, что боль скоро вернется, чувствовала ее приближение по медленным, глухим ударам: это биение пульса, это кровь толчками проходит сквозь мозг. А где тот человек? Стоит позади нее? Она задержала дыхание и прислушалась. Ничего не услышала, но почувствовала чье-то присутствие в комнате. Словно присутствие леопарда. Кто-то рассказывал, будто леопард крадется настолько беззвучно, что может подобраться к тебе совершенно неслышно, что он даже умеет регулировать свое дыхание, чтобы дышать в такт с тобой. Задерживать дыхание тогда, когда ты задерживаешь дыхание. Ей показалось, она чувствует тепло его тела. Чего он ждет? Она вновь задышала. И ей показалось, что в то же мгновение кто-то задышал ей в затылок. Она развернулась, ударила, но удар пришелся в пустоту. Съежилась, стараясь казаться меньше, спрятаться. Бесполезно.
Сколько времени она пробыла в отключке?
Препарат действовал молниеносно. Все длилось какую-то долю секунды. Но этого хватило, чтобы дать ей почувствовать. Это было как обещание. Обещание того, что будет дальше".

запись создана: 05.03.2012 в 20:35

Вопрос: Двадцать девята книга Клуба?

1. "Небо Монтаны" Нора Робертс		5	(33.33%)
2. "Мир по Кларксону" Джереми Кларксон		4	(26.67%)
3. "Леопард" Ю Несбё		6	(40%)
Всего:		15

@темы: Выбор книги, Голосование

---

[Злата]

"Великая Акула Хант" - статья о книге "Страх и отвращение в Лас-Вегасе", написанная Алексом Керви ещё до смерти Хантера С. Томпсона. Динамичный и откровенный текст, как проза самого Доктора. Очень много слов.

"Эта книга, - говорит Джонни Дэпп, исполнитель роли альтер-эго Томпсона Рауля Дьюка, - вышла, когда Американская Мечта испустила последний вздох. Но Хантер все еще безнадежно пытался найти ее, искал с остервенением, надеясь, что Мечта все еще существует, и все, что он нашел, так это безумие, лезущее изо всех щелей, двигающееся во всех направлениях и охватившее все общество, трагедию и паранойю, алчность и ненависть. Лучший способ познакомиться с Хантером: прочитать его роман - он абсолютно искренен. В тоже время "Страх и Отвращение в Лас-Вегасе" - своего рода экзорцизм: он об одержимости и сумасшествии, о попытке найти хоть что-то, во что можно верить. Некоторые люди будут видеть в Дьюке и Докторе Гонзо только парочку придурков и хулиганов, с телами и мозгами, до отказа начиненными "гнусной химией". Но для них это не развлечение, а жестокая необходимость".

"Октябрь-Ноябрь 1971-го, "омерзительного года Господа Нашего". На страницах журнала "Роллинг Стоун" в двух номерах появляются главы из романа некоего Рауля Дьюка "Страх и Отвращение в Лас-Вегасе" с иллюстрациями Ральфа Стэдмэна. После всей шумихи, вызванной публикацией, псевдоним был вскоре раскрыт: так в американскую литературу, журналистику и политическую жизнь вломился доктор Хантер Стоктон Томпсон - Великая Акула Хант, враг № 1 американских политиков, представителей закона и "молчаливого большинства". После Уильяма Берроуза в американскую жизнь ворвался новый, действительно социально опасный, но от этого не менее талантливый писатель. Уильям Берроуз сломал классической американской литературе хребет. Хантер Томпсон выбросил труп Американской Мечты на помойку. Дядя Билл и Доктор Томпсон - они создали свою Мечту.

После выхода книги прошло уже почти тридцать лет, но она все еще остается символом "Рожденных Проигрывать, но с улыбкой на устах Выживать" в этом цивилизованном, добропорядочном холокосте. Роман породил бесчисленное количество имитаторов - каждую неделю в британской или американской прессе появляется, по крайней мере, десяток статей, написанных под его влиянием. Даже в беспонтовые воскресные дни можно наткнуться на что-нибудь вроде "Страха и Отвращения Джо Паскваля", но это отнюдь не гарантирует, что автор закидывается кислотой или вынюхивает галлоны сырого эфира, жестокого анестетика, моментально отправляющего тебя в ту "последнюю базу, лежащую за солнцем", куда ты можешь попасть еще, вылакав с десяток литров доброго вина или литр водки.

Уилл Селф, еще один замечательный автор (читай "Junk Mail") из когорты литераторов, стоящих вне закона, будучи подростком, развлекался со своими приятелями, раскатывая под громкую музыку по стране на "Триумфах Толедо", вдыхая нитрат амила и разыгрывая сценки из "Страха и Отвращения". Вколоть себе героин на самолете Джона Мейджора, в окружении паскудных горилл, - да, это безумство, достойное Доктора Журналистики Томпсона, во всяком случае находится в его юрисдикции, а не в лапах очкастого выкормыша Железной Леди.

Одноименный фильм Терри Гиллиама (в русском прокате "Страх и Ненависть в Лас-Вегасе"), премьера которого состоялась 16 мая 1998-го на Каннском фестивале, лишь акцентировал ренессанс Томпсона в девяностые - новое поколение наконец-то дорвалось, и все в один голос начали обсуждать, что же такое "Гонзо": в стиле "гонзо" стало модно писать, об этом стало модно рассуждать, "Гонзы" стали множиться как кошки; в воронке после разрыва крылатой ракеты "Страха и Отвращения" блаженствуют мышиные семьи эпигонов. Кстати, фильм добавил очередную порцию к набору мифов о Хантере Томпсоне: как он впервые встретился с Джонни Дэппом, и сразу же спросил его, достаточно ли сильно он бьет по физиономии Кейт Мосс; первый предполагаемый режиссер этого фильма Алекс Кокс (самый известный его фильм - "Repo Man"-"Угонщик") был отвергнут, так как по причине своего вегетарианства отказался есть специальную сосиску, приготовленную ему Хантером; кража всемирно известным писателем отснятых дублей из дома Гиллиама и попытка сжечь их во время вудуистской церемонии (это, конечно, все слухи, не имеющие под собой никаких оснований).

Сегодня Томпсон стал в глазах обывателей и журналистов таким же пугалом, как и монстроидные персонажи, нарисованные Ральфом Стэдмэном. В газетах в свое время утверждали: "Этого ненормального маньяка можно остановить только атомной бомбой. То, что Хантер Томпсон все еще на свободе, убедительно доказывает всю беспомощность американской законодательной системы". Благодаря своим работам, выходкам и своему эго, Хантер стал общественно значимой фигурой еще задолго до того как превратился в знаменитость. Его харизма и беспощадное в своей откровенности слово породили миф, сравнимый разве что с мифом о Чарльзе Мэнсоне - многие действительно ставят их рядом, в том числе друзья и биографы Томпсона. Если Доктор когда-нибудь умрет, то останется навсегда живее всех живых в популярной культуре. Я вспоминаю свой разговор с одним американским фотографом, который высказался о Хантере так: "Если все люди неожиданно сойдут с ума, то Хантер Томпсон несомненно будет президентом этой огромной психбольницы. Полицейские начнут в обязательном порядке принимать мескалин. Весь мир станет одной большой галлюцинацией". Интересно, что Хантера Томпсона на Западе увлеченно читают сами представители закона, которые, если следовать логике российского Закона о Наркотиках, давно должны были упрятать Акулу Ханта за решетку (такая попытка была сделана в Штатах в начале девяностых, когда Томпсона пытались посадить сразу по десятку обвинений, ни одно из которых не прошло в суде, и доктор был полностью оправдан - об этом процессе можно прочитать в его книге "Песни Обреченных"). "Старый дегенерат все еще никак не угомонится", - напишут в рецензии на его предпоследнюю книжку "Лучше, чем Секс. Откровения политического джанки". "Но должен же кто-то стремать этих ублюдков", - ответит на это один из создателей веб-страничек, посвященных Акуле Ханту.

В начале семидесятых было много произведений гедонистского толка, но ни одно из них не сравнится по убойной силе с любым отрывком из "Страха и Отвращения": Словно обезумевшие от спида Бонни и Клайд или обкислоченные рыцари, ищущие Грааль, Дьюк и Доктор Гонзо вскрывают "брюшину правде-матке" в логове "психопатов" - в Лас-Вегасе, этом чернушном воплощении Американской Мечты, вонючие споры которой испоганили мозги миллионов людей. Вооруженная до зубов арсеналом "гнусной химии" парочка мутантов заваливается на полицейскую конференцию, посвященную проблеме наркотиков, просто из чувства долга. "Если Свиньи со всей страны собираются на Нарко Конференцию высшего уровня, то мы остро чувствовали, что наркотическая культура тоже должна быть там представлена", - напишет Томпсон. Эти два персонажа стали пионерами, героями контркультуры, чье сумасшествие - микрокосм расползающегося по стране безумия в начале семидесятых.

1971 год. Черный год. Год ненависти, страха и отвращения. Шакалы приходят из пустыни на запах крови Шарон Тейт. Другой шакал все еще сидит в Белом Доме. Америка все еще во Вьетнаме. Битлз больше нет. В Южной Калифорнии крупное землетрясение. Журнал "Тайм" объявляет президента Ричарда Никсона "Человеком Года" - с обложки на читателей смотрит злобная кукла из папье-маше; кричащие, пугающие стерильных, добропорядочных американцев заголовки газет. Шестидесятые испустили дух вместе с черным в Алтамонте под "Симпатию к Дьяволу" Роллинг Стоунз. Сахарные мир, любовь и невинность Вудстока засыпаны песком, как кровавые пятна в римском амфитеатре после боя гладиаторов. Хендрикс, Джоплин и Моррисон мертвы. Все трое от передозировок. На секретной встрече с Никсоном Элвис Пресли предлагает свои услуги в качестве тайного наркоагента. Вынесен смертный приговор Чарльзу Мэнсону за убийство Тейт-ЛаБианки (заменен пожизненным заключением). "Я никого не убивал и не приказывал убивать, - говорит он в своем последнем слове. - Я думаю, вам пора обратить внимание на ту ложь, которой вы живете. Ваша игра - игра в деньги. Вы продаете прессу, сенсации, вы можете смеяться над кем угодно и смотреть на любого сверху вниз. Вы торгуете газетами ради создания общественного мнения, зависите от него и не ведаете, что творите. И все - ради денег и внимания других: Вы сделали меня по своему образу и подобию дьяволом-садистом, потому что я - это вы. Во мне вы видите свое отражение - ведь и мне плевать на ваши дела и на вас: Разве вы не видите, что я свободен?". Идеализм шестидесятых сменился откровенным цинизмом - а был ли еще какой-нибудь выход?

Полиция задерживает 12 тысяч антивоенных демонстрантов в Вашингтоне. Пацифист-герилеро Дэниэл Элисберг публикует в "Нью-Йорк Таймс" и "Вашингтон Пост" "Материалы Пентагона" - подборку информации по операциям Министерства Обороны во Вьетнаме. За ним установлена круглосуточная слежка, записывается каждый его разговор. Закрыто радио "Underground" в Пасадене. Уволено 28 его сотрудников. Певец и поэт Роки Эриксон сидит в психушке за употребление ЛСД и общение с духами. Музыканты MC5 тоже сидят. Писатель Кен Кизи вышел и отправился в добровольную ссылку на ферму брата. Тимоти Лири после побега из тюрьмы переправляют в Алжир, где он что-то необдуманно брякает об ЛСД-изации Африки для укрепления антиимпериалистической солидарности, и тут же высылается из страны. Растет раковая опухоль Уотергейта. Молодежь терроризируют законом Харрисона о Наркотиках.

Американская Мечта давно уже была кошмаром, но никто еще не осмеливался заявить об этом во всеуслышание. Поэтому для одного очень серьезного Доктора Журналистики единственным разумным выходом было поставить все с ног на голову, выйти за пределы клишированного языка, открыто надругаться над американским законодательством и "семейными ценностями" и назвать все это - "ГОНЗО" (сумасшедший, чудной, абсурдный, дурацкий, гоночный, тележный).

Хантер С. Томпсон родился 18 июля 1937 года в Луисвилле, Кентукки. В зависимости от ситуации он говорил, что родился в 1939, поэтому биографы путаются до сих пор. Джералд Тайрелл, его друг детства, вспоминает, что Хантер еще в школе был магнитом, к которому тянулось все местное хулиганье, - никто лучше него не сколачивал бейсбольные команды или организовывал пивные вечеринки по пятницам. Уже тогда он умело манипулировал людьми - со временем эта техника будет доведена им до совершенства. Хантер прекрасно сходился с самыми, с точки зрения общества, "неприкасаемыми" людьми в школе. А позднее, у него появится одно из наиболее поразительных по своей пестроте окружений, почти семейный круг близких друзей - писателей, адвокатов, спортивных промоутеров, музыкантов и политиков. Редкая способность Томпсона выходить сухим из воды вытаскивала его из любой пиковой ситуации. Однажды вечером в Пуэрто-Рико он отправился с приятелем, фотографом Робертом Боуном, на свалку Сан-Хуана стрелять крыс. Их замела полиция, и Боун утверждает, что Хантер прямо-таки запудрил им мозги, но облажался в самый последний момент. "Нас арестовали и доставили в тюрьму. Но Хантер, конечно, со своим невыразимым шармом, тут же скорешился с полицейскими. На самом деле мы успели выбросить пистолет: так что у них были лишь какие-то сомнения: и в конце концов, мы вместе уселись пить кофе. А потом Хантер закинул ноги на стол, откинулся немного назад, и из его кармана посыпались на пол патроны для Магнума .357. Они бросили нас обратно в кутузку и позвонили в посольство".

К тому времени Томпсон уже дважды оказывался за решеткой. Так весной 1956-го его забрали с несколькими приятелями за вандализм, а также обязали заплатить штраф в 200 долларов за ущерб, причиненный тюремному имуществу. А летом того же года он попался по обвинению в краже, просидел месяц, посылая друзьям длинные смешные письма, и был отпущен, поскольку вместо отсидки отправился служить в Военно-воздушных силах США.

На базе ВВС во Флориде Хантер вел спортивную страничку в местной газете. Вскоре он начал рассылать репортажи о жизни на базе другим таблоидам, однако начальство попыталось положить этому конец. Проигнорировав предупреждение, Томпсон продолжал писать, но теперь уже под псевдонимом "Себастьян Оул" (эти репортажи будут позже включены в книгу "Великая Акула Хант"). Но его все равно раскрыли и, 8 ноября 1957 года будущий автор "Страха и Отвращения" был с позором изгнан с воинской службы. Далее - Нью-Йорк, курсы Колумбийского Университета, неудачная попытка написать первый роман. Получив в конце 59-го от матери из Луисвилла небольшую сумму, Хантер отправляется с приятелем в Южную Америку. Временно он осел в Пуэрто-Рико, где начал писать для журнальчика "Эль Спортиво", освещавшего спортивную жизнь на Карибах. После того как журнал целиком посвятил себя процветавшему тогда в Пуэрто-Рико боулингу, Томпсон расторг соглашение с ним и двинулся дальше на юг. Он кочует из издания в издание. Короткие заметки для "Бостон Глоуб", репортажи в ныне уже исчезнувший нью-йоркский "Геральд Трибюн". После того как Хантер разослал предложения в несколько журналов, его взяли на работу южноамериканским корреспондентом журнала "Нэшнл Обзервер", первоначально бывшего воскресным приложением к "Уолл Стрит Джорнал". Согласно биографу Томпсона, Уильяму Маккину, его заметки для "Обзервера" часто помещали на первую страницу, и уже тогда в них угадывались наметки того яростного, отчаянного стиля, к которому он пришел позднее.

"Нэшнл Обзервер" принадлежал компании "Доу Джонс" - cтранное место для репортера, сделавшего себе имя, по мнению некоторых злопыхателей, на приеме за рулем нечеловеческого количества опасных наркотиков. Карьера Томпсона в качестве штатного корреспондента закончилась в 1965-м, но свой последний заход на этом поприще он сделал в апреле 1975-го, отправившись во Вьетнам обозревать окончание 40-летней войны в Индокитае, войны, бывшей притчей во языцех, фетишем американской контркультуры, о которой им столько было написано. Эти репортажи опубликовали только в 1985-м, и они говорят о падении "Парижа Востока" больше, нежели все военные отчеты вместе взятые. Хантер безжалостно вынес на читательский суд всю кухню журналистских разговоров во время последних дней американского присутствия во Вьетнаме - никто и никогда до него этого не делал. Впрочем, чему удивляться. Когда был опубликован "Страх и Отвращение", его отчет об этом диком и разнузданном путешествии подвергся обструкции со стороны всех борцов за сохранение чистоты жанра, а сам стиль его и по сей день преподносится студентам журналистики как стиль Антихриста: пиши, как этот чертов лунатик, и ты больше никогда не получишь работу:

Истории, которые Томпсон в свое время подкидывал "Нэшнл Обзервер", заложили основу того мастерства, которое он с блеском продемонстрировал в "Страхе и Отвращении" и в Сайгоне 13 лет спустя. Рисковал ради хорошего репортажа Доктор постоянно: В 1961 году, когда Томпсон жил у своего друга Денниса Мерфи в Биг Сур, Калифорния, он совершенно затерроризировал владельцев гейского бассейна, подкидывая им туда для разнообразия доберманов. В отместку пидоры напали на него всем скопом и жестоко избили. Вскоре после этого в журнале "Роуг" была напечатана статья - "Биг Сур: Сад Агонии". Миссис Мерфи очень не понравилось то, что друг ее сына написал о ее собственности, и она с позором выгнала из своего дома неблагодарного, как она выразилась, проходимца.

6 Августа 1962 года в "Обзервере" появилась статья Томпсона "Вольный американец в логовище контрабандистов", повествующая о его пребывании на северо-восточном побережье Колумбии, в деревне Пуэрто-Эстрелло. Безобидная на вид рыбацкая деревушка, Пуэрто-Эстрелло была перевалочным пунктом транспортировки оружия и наркотиков (к которым Хантер всегда питал известную слабость). Потный, глупо ухмыляющийся журналист с пишущей машинкой, двенадцатью долларами в кармане и пятью сотнями в фотоаппарате, не говорящий ни слова по-испански, не имеющий понятия, где он остановится, фланирует среди толпы глазеющих на него индейцев. Наконец он устраивается на ночлег в заброшенном госпитале, где ему отвели какой-то закуток с выбитыми стеклами и вонючим матрацем.

Стиль Томпсона начал настораживать редакторов "Нэшнл Обзервер", а статьи становились все более политически направленными, нежели отчет о визите в индейскую деревушку контрабандистов. Так называемая биполярная "объективность" в его репортажах подменяется рассказом от первого лица - читатель видит, слышит и чувствует вместе с автором. В статье "Почему ветер Антигринго часто дует с южной границы" он безжалостно препарировал тех англо-американских уродов, чье корыстное и презрительное отношение к местному населению вызывает всеобщую ответную ненависть латиноамериканцев к Янки и Британцам. В качестве яркого примера Хантер приводит рассказ об одном богатом англичанине, игравшем в гольф в особняке, выстроенном на крыше высотного дома в самом центре Кали. Пущенные им во время игры шары часто летели в город, но никого из присутствующих даже не интересовало, где и на кого они падают. Политическая сатира и малоприятные для обывателя детали появляются снова и снова, и впоследствии прогремят в его отчетах из Вьетнама, где Томпсон продолжит писать о "Злобных Американцах", отравляющих воздух в других странах.

Он вернулся домой незадолго до убийства президента Кеннеди, колесил по средним и западным штатам, освещая музыкальные фестивали и всякие события местного значения. Устроился книжным рецензентом, но вскоре бросил и это, когда редактор завернул его рецензию на роман Тома Вулфа. А первым репортажем, который окрестили "гонзо", стал знаменитый скандальный отчет о скачках в Луисвилле в 70-м - "Дерби в Кентукки Упадочно и Порочно", где он больше писал о так называемом "белом отребье", местных маргиналах, нежели о лошадях. Он даже не упомянул победителя. Беспробудно пьянствуя и отрываясь по полной химической программе, Хантер умудрялся записывать - время от времени - обрывки своих мыслей на салфетках, обертках, счетах, а когда подошел срок сдачи статьи, то он с ужасом понял, что мятые салфетки - это единственное, что он может послать издателю: "Ну да, все начиналось тогда как по заказу - мы обедали в Эспене с писателем Джимом Солтером. Такой типичный долгий европейский обед, вина хоть залейся, и тут Солтер сказал что-то вроде: "О, скоро начнется Дерби. Ты собираешься туда поехать?". И я подумал: "Да чтоб мне провалиться, хорошая ведь идея, черт возьми". Тогда я работал с Уорреном Хинклем в журнале "Скэнлон". Позвонил ему в четыре утра и заявил: "У меня замечательная идея, мы должны ехать на дерби. Это грандиозный спектакль, который когда-либо проводился в этой стране:". И Хинкль сразу протащился:". С чувством юмора у редактора тоже было все в порядке - статья появилась в печати.

На самом деле о "гонзо" впервые упомянул близкий друг Томпсона Билл Кардосо в 1970 году, который, прочитав "Дерби в Кентукки", послал ему следующее письмо: "Не знаю, какого хрена ты так делаешь, но ты все совершенно изменил. Это против всех правил - полное сумасшествие (то есть гонзо)". Через какое-то время, когда Томпсон вырос в фигуру национального масштаба, слово "гонзо" специально включили в Оксфордский словарь английского языка.

В гонзо-журналистике нет никаких установленных правил, не обязательна структура, часто отсутствуют схемы, налицо несоответствие формы содержанию - ее можно сравнить с ревом водопада, со скрежетом внезапно врезающихся друг в друга машин, пронзительным скрипом тормозов, воем сирен и полицейской облавой, когда последние обрывки рациональных мыслей исчезают, как пакетик каннабиса в туалетном бачке. Собственное определение Томпсоном гонзо-журналистики со временем менялось, но он по-прежнему настаивает, что хорошему гонзо-журналисту "необходим талант, непосредственность и спонтанность мастера живого репортажа, глаз художника или фотографа и стальные яйца актера" и что гонзо - "репортажный стиль, основанный на идее Фолкнера", дескать, "лучшие литературные произведения куда более правдивы, чем какая-либо разновидность журналистики". Среди других определений гонзо: журналистика вне закона, новая журналистика, альтернативная журналистика и литературный кубизм.

Многие критики считают, что гонзо - одно из ответвлений новой журналистики, основоположником которой был Том Вулф. Некоторые писатели и журналисты, осознав, что объективность в изложении новостей является мифом, которым пичкуют "молчаливое большинство", начали писать о событиях так, как они видели их собственными глазами. Излюбленными были темы, относившиеся тогда к контркультурным проявлениям, такие, как пацифистские демонстрации, наркотики, дети цветов и музыка. Традиционная мэйнстримовская пресса их просто игнорировала или извращала. Популярность "новой" журналистике обеспечил стиль, "дискредитировавший псевдообъективное снотворное газетных и журнальных заголовков применением в журналистике техники реалистического романа". Современная музыкальная журналистика, в лучших ее проявлениях, целиком вышла из "новой" журналистики. Единственная книга Томпсона, попадающая под определение НЖ, "Ангелы Ада. Странная и ужасная сага мотоциклетных банд", вышедшая в 1966 году в издательстве Random House. Как говорили сами Ангелы, "это единственная правдивая книга, когда-либо написанная о нас". "Я кончил тем, что купил себе мотоцикл и выехал с ними на шоссе" ( "Песни Проклятого"). Сначала предполагалось, что Хантер напишет статью об "Ангелах" для "The Nation". Вместо этого он втирается к ним в доверие настолько, что принимает активное участие в "ангельских" оргиях и дебошах, а статья постепенно перерастает в репортажное исследование, камня на камне не оставляющее от того демонического имиджа, созданного "Ангелам" средствами массовой информации. Кстати, Томпсона можно увидеть в эпизодической роли фильма "Ангелы Ада на Колесах" с молодым Николсоном в главной роли: Хантер играет отъехавшего от дури художника, разрисовывающего животы "мамочкам" "Ангелов" на вечеринке. 22 июля 1965-го - Хантер берет "Ангелов" на ранчо к Кену Кизи - пройти через кислотный тест. Записи с этой знаменитой вечеринки, на которой собрались вместе "Разбитые", хиппи, "Ангелы" и "новые" журналисты и которую потом воспоет в стихах Аллен Гинзберг, Томпсон предоставит Тому Вулфу. Впрочем, дружба с "Ангелами" не помешает последним избить Доктора до полусмерти в День Труда 1966-го - байкерам неожиданно пришло в голову, что их просто напросто использовали. Отличие Хантера Томпсона от Тома Вулфа в том, что если последний напоминал стрелка, только рассматривавшего жертву в прицел снайперской винтовки, то первый бросался в штыковую атаку с одной саперной лопаткой. Он вышел за предел, до которого так и не смог добраться Норман Мейлер и у которого остановился Вулф. И в одиночку двинулся дальше.

По окончании работы над "Ангелами" Хантер делает своей постоянной резиденцией Ферму "Сова" в Вуди Крик, однако большую часть времени проводит на дороге. Тогда же, в 1967-м, он впервые встречается с адвокатом Оскаром Зетой Акостой (будущим Доктором Гонзо "Страха и Отвращения") в баре "Первоклассная Утка". Они быстро нашли общий язык и, согласно "Автобиографии Бурого Бизона" Акосты, разогнали слезоточивым газом мирную демонстрацию, облачившись в черные маски. А в июне 1967 года разгорелся первый скандал, который впоследствии станет частью мифа гонзо и будет отражен на страницах не менее известной книги "Страх и Отвращение: По следам Президентской кампании 1972 года": Томпсон публично потребовал, чтобы Ларри О`Брайен оставил свой пост губернатора в Самоа.

Первый роман Томпсона, "Дневник под Ромом", написанный в 1962-м, так и остался в рукописи (опубликован в прошлом году). Более того, ему пришлось устроить налет на редакцию "Рэндом Хаус", чтобы выкрасть единственный оставшийся в живых экземпляр рукописи. В июне 68-го Хантера избивает полиция на Съезде Демократической партии в Чикаго. Именно это событие убедило его, что он должен быть лично вовлечен в политику, а не оставаться сторонним, пусть и небезучастным, наблюдателем. Полицейский произвол начинает раздражать его даже в тихом Эспене. С этого момента Свиньям объявляется настоящая война. "Вообще-то спецслужбы я оставил в покое в самом начале 72-го, когда побывал на вечеринке в Отеле "Балтмор" в Нью-Йорке, в честь победы Макговерна на предварительных выборах, и там в номере торчало около десяти агентов. Трое из них, не таясь, передавали по кругу косяк: их глаза чуть не выскочили из орбиты, когда я вошел: прекрасный момент конфронтации. Я не хотел быть рядом с ними, и они этого не хотели. Косяк был немедленно затоптан, и они делали вид, что ничего собственно не произошло. Но в комнате стоял лютый травяной кумар:"

"А потом, никаких неприятностей, за исключением того, что они пытались выкинуть меня из Белого Дома во время всей этой байды с импичментом. Я назвал охранников Нацистскими хуесосами, и, чтобы попасть в Белый Дом, мне пришлось дать обещание, что я никого больше не назову Нацистским хуесосом. В конце концов они пустили меня внутрь".

"Но вот однажды я попал в историю, когда не был пьян или обдолбан. Это вообще один из тех немногих случаев, когда были напряги. У меня в бардачке лежал заряженный Магнум .44, а рядом, на переднем сиденье - бутылка "Дикого Индюка": И я сказал себе: "О, пришло время опробовать на деле совет одного хиппового адвоката: опустить стекло ровно настолько, чтобы пролезли водительские права". Так я и сделал. Уже полагал, что отвязался, как вдруг дверь с другой стороны открылась, и мне в рожу пихнули фонариком, а рядом с ним перед глазами маячил большой, грязный Магнум .57. Они выкинули меня из машины и распластали на капоте. Я что-то вякнул о своих конституционных правах, и получил в ответ: "Ну, подай на нас в суд" - тут мне звезданули дубинкой по ногам. Я сдался, сунул 35 долларов в лапу, потому что это было проще, нежели препираться весь оставшийся день в участке. Я только что купил машину. Это был "Сааб". А за ночь до того я сбросил свой английский форд со скалы в Биг Суре, с высоты 400 футов над океаном, и рассчитался с ублюдком за все те неприятности, которые он мне доставил. Мы облили его бензином, подожгли, и столкнули вниз.

После этого случая я решил очень вежливо вести себя с Дорожным Патрулем Калифорнии. На заднем стекле машины у меня всегда была приклеена эмблема Национальной Стрелковой Ассоциации, так что любой легавый мог ее увидеть, когда я проезжал мимо. А в бумажнике имелся полицейский значок - это тоже много раз помогало" (Из интервью журналу High Times).

В феврале 69-го он пишет "Первый Визит с Мескалито" (позже появится в "Песнях Проклятого"). Этот маленький отрывок, написанный в номере лос-анджелесского отеля, был предтечей "Страха и Отвращения"; закинувшись мескалином, Томпсон яростно долбил по клавишам печатной машинки, ожидая появления Оскара, собиравшегося отвезти его в аэропорт.

В конце 70-го Хантер выдвигает свою кандидатуру на пост шерифа в округе Питкин, штат Колорадо, от движения Freak Power Uprising - он предлагает переименовать Эспен в Фэт-Сити и легализовать продажу наркотиков. До победы ему не хватило всего 465 голосов. Выборы привлекли к себе внимание национальной прессы и телевидения - "просто еще один кислотный урод в Королевстве Уродов". Но "урод", как и Уильям Берроуз, оказался на редкость живучим - наглядное свидетельство всей лживости Наркоистерии. Шум вокруг кампании Томпсона убедил амбициозного издателя журнала "Роллинг Стоун" Йена Веннера, что лучшей кандидатуры в качестве редактора международного отдела ему не найти. 1октября 1970-го в 67-м номере "Роллинг Стоун" выходит первая статья Хантера "Битва за Эспен", повествующая обо всех подробностях вакхо-кислотной предвыборной гонки за пост шерифа. Том Вулф включает отрывок из "Ангелов Ада" и весь отчет о Дерби в Кентукки в свою неподъемную антологию "Новая Журналистика" - только Вулф и Томпсон представлены там дважды.

И наконец "мы были на краю пустыни, неподалеку от Барстоу, когда нас стало накрывать:" Хантер расследовал обстоятельства убийства знакомого журналиста Рубена Салазара, друга и клиента Акосты, и подумал, что единственным способом заставить адвоката разговориться будет умотать с ним из Лос-Анджелеса ко всем чертям. Под предлогом мнимого репортажа на 250 слов о Минт 400, "богатейшей мотоциклетной гонке за всю историю профессионального спорта", для журнала "Спортс Иллюстрейтед", Томпсон и Акоста берут напрокат красный Шевро с откидным верхом и исчезают в пустыне. Хантер подошел к вопросу освещения гонки и своего собственного расследования своеобразно. Путешествие с джентльменским набором "опаснейших веществ"("Мы приняли достаточно спида, чтобы Гитлер 50 дней оставался на ногах в своем бункере, и достаточно кислоты, чтобы заставить его думать будто он находится в Австрийских Альпах"), а также Магнумом .357, началось. В поисках Американской Мечты герои направляются в ад собственного сознания. "У меня была идея, - писал Томпсон, - купить толстую записную книжку и регистрировать все, что с нами происходит, затем послать ее в издательство для публикации - без редактуры: Но это очень тяжело сделать, и в итоге я обнаружил, что мне навязывают необходимую литературную композицию, балансирующую на грани между правильной и сумасшедшей журналистикой. Как настоящая Гонзо-Журналистика это уже совсем не работало - а даже если и проходило, я не мог это принять. Только чертов лунатик мог написать такую вещь и потом кричать на всех углах, что это правда".

В итоге то, что начиналось как чистое Гонзо-журналистское безумие, закончилось появлением одного из самых впечатляющих романов второй половины двадцатого века, и одного из самых правдивых. Все остальное - как и жизнь Томпсона - уже история, вернее множество историй вокруг одного человека чудовищной воли и сумасшедшего чувства юмора, человека, который никогда не сказал себе "нет", выжил и продолжает издеваться над окружающим миром в свое удовольствие. "У "Страха и Отвращения в Лас-Вегасе" есть все элементы классических мифологических историй, - замечает продюсер Лайла Набулси, которая пятнадцать лет пробивала проект экранизации романа. - Рауль Дьюк и Доктор Гонзо - два антигероя, которые отправляются в ад, принимают волшебные снадобья, блуждают в лабиринтах своих галлюцинаций, сражаются с ветряными мельницами и выживают, и мы отправляемся в путешествие вместе с ними. Это ужасает, это смешно, и то, что было правдой в начале семидесятых, остается правдой сегодня. Эта книга охватывает целый временной отрезок, когда у многих просто лопнуло терпение и эмоции хлестали через край. Это было Последнее Путешествие. Но эта книга, в конечном счете, о надежде. Хантер говорит, что вопреки всему хорошие времена настанут: потому что эта вера - единственное, благодаря чему мы можем выжить".

Разумеется, никакого репортажа о гонках Томпсон не пишет. Вместо этого он описывает свою "химическую" конфронтацию с полицейскими, барменами, гостиничными администраторами, крупье, официантками, туристами и репортерами в Лас-Вегасе, там и сям в повествовании мелькают джанки, алкоголики и сатанисты, торгующие чистым адреналином. Герои находятся в полубредовом состоянии, постоянно галлюцинируя. То Рауля Дьюка начинает обвивать пол, то он видит в клубе, как две стриптизерши насилуют белого медведя, с неба на него обрушиваются летучие мыши и скаты-манта, разодетые в пух и прах шикарные дамы и респектабельные джентльмены превращаются в злобных чудовищ с головами мурен и тиранозавров, в гостиничных холлах летают птеродактили. Хантер агрессивен и никого не собирается жалеть. Компромисс с "молчаливым большинством" для него невозможен.

"Страх и Отвращение в Лас-Вегасе" стал культовой книгой западной молодежи, которой по душе был обратный код, предложенный Томпсоном - тотальный гедонизм, черный юмор, стеб, переплетение насилия и наркотиков. Его яростный, агрессивный и грубый стиль не имеет никаких аналогов. Он использует длинные, сложные предложения, которые в то же время могут быть понятны любому, - в них всегда есть смысл. Томпсон с большой изобретательностью обращается с английским языком, мастерски используя сленг, различные жаргоны и речевые обороты. Его не без оснований считают королем черного юмора. Пи Джей О`Рурк, друг Томпсона, говорит, что он больше поэт, чем журналист: "Две вещи резко отделяют Томпсона от примитивного стада современных литературных деляг, претендующих на радикализм: Во-первых, Томпсон просто лучше пишет: Во-вторых, он заставляет нас смеяться. Мы вряд ли в состоянии сделать это во время перфоманса: скажем, "В ожидании Годо", даже если у нас и сносит башню так же сильно, как и у Рауля Дьюка. Хантер Томпсон берет самые темные и мрачные темы онтологии, самые жестокие гносеологические вопросы и в своей, присущей только ему, манере излагает их, заставляя нас сгибаться пополам в истерическом приступе хохота, наши тела от подмышек до тазового пояса сводит в судороге, колени предательски дрожат, пиво хлещет из наших носов. Мы смеемся так сильно, что в любой момент можем в хохоте проблеваться, точно так же, как 300-фунтовый Самоанский адвокат Доктор Гонзо в романе".

"Эта книга, - говорит Джонни Дэпп, исполнитель роли альтер-эго Томпсона Рауля Дьюка, - вышла, когда Американская Мечта испустила последний вздох. Но Хантер все еще безнадежно пытался найти ее, искал с остервенением, надеясь, что Мечта все еще существует, и все, что он нашел, так это безумие, лезущее изо всех щелей, двигающееся во всех направлениях и охватившее все общество, трагедию и паранойю, алчность и ненависть. Лучший способ познакомиться с Хантером: прочитать его роман - он абсолютно искренен. В тоже время "Страх и Отвращение в Лас-Вегасе" - своего рода экзорцизм: он об одержимости и сумасшествии, о попытке найти хоть что-то, во что можно верить. Некоторые люди будут видеть в Дьюке и Докторе Гонзо только парочку придурков и хулиганов, с телами и мозгами, до отказа начиненными "гнусной химией". Но для них это не развлечение, а жестокая необходимость".

""Страх и Отвращение в Лас-Вегасе" несколько лет следовал за мной по пятам, - добавляет режиссер Терри Гиллиам. - Десять лет назад появился сценарий, и я тогда подумал: "А было бы интересно начать девяностые с этого фильма", но в то время я был занят чем-то другим, и проект так и остался на бумаге. А еще художник Ральф Стэдмэн, иллюстрировавший эту книгу и публикацию в "Роллинг Стоун" мой очень хороший друг. Но когда идея фильма появилась вновь, то я вспомнил, насколько смешна и одновременно жестока эта книга. Мир политической корректности еще не существовал, когда Хантер написал "Страх и Отвращение", и я надеюсь, что она больше не будет существовать после выхода этого фильма. С восьмидесятых я остро ощущаю, что мы прошли через время постоянного ущемления самовыражения, когда все несло на себе печать подавленности. Все боялись сказать, что они чувствуют, боялись жить экстраординарной, разнузданной и дикой жизнью, и пришло время сорвать эти оковы. Роман Хантера похож на репортаж военного корреспондента с передовой. Но это была не просто бомбардировка, а самобомбардировка: он как будто забрасывал в себя наркотики, как снаряды, а полем битвы был его мозг. Но, вместо того, чтобы поехать туда, где взрываются настоящие снаряды и гибнут реальные люди, он поехал в самое сердце Америки - в Вегас. И при этом книга написана так, будто он действительно побывал в самой гуще сражения. Роман уже выразил себя. Теперь наша очередь".

А Хантер по-прежнему живет на ферме "Сова" в Вуди Крик, периодически устраивая набеги на крупные города, повергая в шок своим появлением редакторов респектабельных журналов и постреливая по бродящим в округе толпам журналистов. "Встретиться с ним - то же самое, что с Куртцем в "Сердце Тьмы", - написал после интервью с Доктором Николас Лезард из "Гардиан", над головой которого вместо приветствия просвистела пуля. Голос Совы звучит в час неслыханных бедствий, так что прислушайтесь к нему:

Книги Доктора расходятся огромными тиражами, и людей, которые хотят слушать "лишенного надежды Либерала", становится все больше и больше. Последнее время я все чаще вспоминаю "Последние Слова" Берроуза: "Как я ненавижу тех, кто служит делу распространения конформизма. Ради чего? Представьте себе стерильную банальность свободной от наркотиков Америки. Ни одного наркомана, одни хорошие, чистые, порядочные американцы от моря до зиящего моря. Избавление от всей инакомыслящей части, как от нарыва. Никаких трущоб. Ни намека на тайные операции. Вообще ничего. Прямо на бесчувственных улицах среди бела дня. Без слов. Насколько хорошо будет при полном конформизме? Что же будет с неординарностью? А с личностью? А с тобой и со мной?"

@темы: Рецензии, Критика

---

[Злата]

Акции от сети магазинов "Новый книжный" и "Читай-город".

"Друзья!

В первый месяц весны во всех магазинах "Читай-город" и "Новый книжный" при покупке сразу 4-х книг - любых, какие больше нравятся! - книгу с наименьшей ценой Вы получаете В ПОДАРОК!*

Спешите! Количество подарков НЕ ограничено!

*Сумма покупки зачисляется на Карту покупателя, но скидка по Карте на акцию не распространяется".

Источник

"Cо 2 марта в Москве!
С 5 марта в других городах России!

При покупке любой книги издательства «РОСМЭН» вы получаете на выбор:

- забавную зверушку на холодильник,
- целый набор прикольных значков,
- магнитную рамку для фотографии!"

Источник

@темы: Спецпредложения, Акции, Распродажи

---

28-я

[Книжный Ростов]

Дата: 3 марта (суббота)

Время: 19:00

Место: "Паб 15" на Варфоломеева 259 (район ЦГБ)

Книга: "Страх и отвращение в Лас-Вегасе" Хантер С. Томпсон

Телефон организатора встречи: [phone]

Можно приходить попозже, но просьба отзваниваться, если опаздываете.

запись создана: 28.02.2012 в 23:43

@темы: Встречи

---

[kristinalemma]

Оцениваем книгу Й.В. Линдквиста "Человеческая гавань".

Книга получает 38 баллов.

запись создана: 19.02.2012 в 01:41

Вопрос: Пускай будет...

1. 10 баллов		1	(16.67%)
2. 9 баллов		0	(0%)
3. 8 баллов		2	(33.33%)
4. 7 баллов		0	(0%)
5. 6 баллов		1	(16.67%)
6. 5 баллов		1	(16.67%)
7. 4 балла		0	(0%)
8. 3 балла		0	(0%)
9. 2 балла		0	(0%)
10. 1 балл		1	(16.67%)
Всего:		6

@темы: Оценка книги

---

[Злата]

Пишет  Тень:

Креативная рекламная кампания книжного магазина "Gandhi Bookstores”: "Найди свою книгу"



Алиса, попавшая с Страну чудес, читает “LSD” Тимоти Лири



Красная Шапочка читает “Степного волка” Германа Гессе



А превратившийся в жука Грегор Замза читает “Сто лет одиночества” Габриэль Гарсия Маркеса

---

[Книжный Ростов]

"Страх и отвращение в Лас-Вегасе" Хантер С. Томпсон



Наша двадцать восьмая книга

Рекомендована Дмитрием

@темы: Современная проза, Мейнстрим, Выбранные книги

---

[Книжный Ростов]

Выбираем двадцать восьмую книгу Клуба из трех интереснейших вариантов, которые были предложены на прошлой встрече.

"Все возможно, детка" Бен Элтон

Эта забавная и очень жизненная книга известного британского писателя Бена Элтона, представляющая проблему деторождения с мужской и женской точек зрения, легла в основу сценария нашумевшей кинокомедии.
Каждый раз, когда Сэм думает о детях, ему представляются только грязные подгузники и бессонные ночи. Но его жена Люси отчаянно хочет ребёнка. Проблема в том, что она не может забеременеть, по крайней мере, традиционным способом. Поэтому визиты к врачу, гормональные уколы и отмены деловых обедов под предлогом что "у моей жены как раз сейчас овуляция" становятся частью жизненного распорядка Сэма. Он мечтает написать сценарий фильма, но все эти переживания его так захватывают, что тот сам собой перерастает в историю о зачатии их ребёнка. Однако, Люси совсем не нравится, что миллионы людей узнают о её проблемах ...

"Дорогой?..
Дорогой.
Дорогой дневник?
Дорогой я? Вот, точно: дорогой Сэм.
Слава богу, с этим вроде бы разобрался. Что дальше?
Вести этот дневник меня заставляет Люси. Хотя это даже и не дневник. «Книга мыслей». «Письма к самому себе», как говорит Люси. Потому и «дорогой Сэм», которым, конечно же, являюсь я. Люси говорит, что, согласно теории одной из ее подруг (никак не могу запомнить, как ее зовут), такая внутренняя переписка поможет нам успокоиться и разобраться в своих мыслях и чувствах. Суть теории заключается в том, что если мы с Люси будем регулярно записывать свои мысли и чувства, то это позволит нам ощутить себя чем-то более весомым и основательным, чем просто щепками, которые несут течения и шторма в океане судьбы. Лично мне сложно представить, что кому-то удалось убедить Люси в том, что она перестанет на чем-то зацикливаться, если будет посвящать письменным размышлениям на эту тему по полчаса каждый день. Невероятно, но мы имеем то, что имеем. Люси считает, что у нас все могло бы быть намного лучше, если бы я перестал умничать и попытался хоть в чем-то поддержать ее".

"Страх и ненависть в Лас-Вегасе" или "Страх и отвращение в Лас-Вегасе" Хантер С. Томпсон

Тотальный словесный террор выброшен на страницы книги культового американского писателя Х.С.Томпсона, временами напоминающей карманную атомную бомбу, взрывающую великий образ Американской Мечты. Роман выдержал около тридцати переизданий, переведен на многие языки. Характеристику книги как абсолютного бестселлера упрочила экранизация известным режиссером Терри Гильямом.

"Мы были где-то на краю пустыни, неподалеку от Барстоу, когда нас стало накрывать. Помню, промямлил что-то типа: «Чувствую, меня немного колбасит; может ты поведешь?…» И неожиданно со всех сторон раздались жуткие вопли, и небо заполонили какие-то хряки, похожие на огромных летучих мышей, ринулись вниз, визгливо пища, пикируя на машину, несущуюся та пределе ста миль в час прямо в Лас-Вегас. И чей-то голос возопил: «Господи Иисусе! Да откуда взялись эти чертовы твари?».
Затем все снова стихло. Мой адвокат снял свою рубашку и лил пиво себе на грудь — для лучшего загара. «Какого хрена ты так орешь?» — пробормотал он, уставившись на солнце с закрытыми глазами, спрятанными за круглыми испанскими темными очками. «Не бери в голову, — сказал я. — Твоя очередь вести». И, нажав на тормоза, стопанул Великую Красную Акулу на обочине хайвэя. «Без мазы упоминать об этих летучих мышах, — подумал я. — Бедный ублюдок довольно скоро сам увидит их во плоти".

"Неверная" Игорь Ефимов

Героиня романа с юных лет неспособна сохранять верность в любви. Когда очередная влюбленность втягивает ее в неразрешимую драму, только преданно любящий друг находит способ спасти героиню от смертельной опасности.
Умение Игоря Ефимова сплетать лиризм и философичность повествования с напряженным проявилось в романе "Неверная" с новой силой.

"Я прожила свою жизнь в страхе.
Нет, неправда.
Я прожила счастливую жизнь.
Но я прожила ее – затаясь.
Вечный беглец, вечно под маской, быстрая смена ролей и обличий, вечное притворство. Я сжилась с ним.
Не помню, когда я впервые осознала свой недуг, свой позор, свое уродство. А осознав, стала молчаливой, загадочно печальной, уклончивой, вечно убегала куда-то, заныривала. Да, срочно вызвали к заболевшей тетушке, да, я обещала вернуться домой к семи, а сейчас уже начало восьмого, постараюсь завтра, но точно обещать не могу, так много всяких хлопот, а тут еще экзамены, занятия, курсовая… Порой уставала, порой готова была махнуть рукой, выбросить белый флаг, сдаться, сознаться. Но в другие минуты вдруг накатывало радостное осознание своей особости, непохожести на других, чуть ли не избранничества. И в такие минуты я ощущала себя счастливой.
Впрочем, откуда мне знать? Может быть, нормальные люди счастливее меня в десять раз. Сравнивать-то мне не с чем".

запись создана: 20.02.2012 в 20:21

Вопрос: Ваш выбор?

1. "Неверная" Игорь Ефимов		1	(8.33%)
2. "Все возможно, детка" Бен Элтон		5	(41.67%)
3. "Страх и ненависть в Лас-Вегасе" или "Страх и отвращение в Лас-Вегасе" Хантер С. Томпсон		6	(50%)
Всего:		12

@темы: Выбор книги, Голосование

---

Двадцать седьмая встреча клуба.

[kristinalemma]

Когда: 17 февраля (пятница), с 18:00.

Где: кофейня "Шоколадница" п.Буденовский, д.44-46/55

Что обсуждаем: Й.А. Линдквист "Человеческая гавань"

Телефон организатора(мой): 8-905-45-45-763.

Ждем с нетерпением всех!

запись создана: 15.02.2012 в 14:49

@темы: Встречи

---

[Книжный Ростов]

Оценка/голосование двадцать шестой книги Клуба: "Мультики" Михаила Елизарова.

Книга получает 43 балла.

запись создана: 05.02.2012 в 20:26

Вопрос: Думаю, что...

1. 10 баллов		2	(33.33%)
2. 9 баллов		0	(0%)
3. 8 баллов		1	(16.67%)
4. 7 баллов		2	(33.33%)
5. 6 баллов		0	(0%)
6. 5 баллов		0	(0%)
7. 4 балла		0	(0%)
8. 3 балла		0	(0%)
9. 2 балла		0	(0%)
10. 1 балл		1	(16.67%)
Всего:		6

@темы: Оценка книги, Голосование

---

[kristinalemma]

Так как талант к написанию рецензий мне все-таки забыли выдать, я нашла рецензию которая хотя бы на 90% повторяет мои мысли по поводу книги М. Елизарова "Мультики".
Правда, она достаточно большая и заковыристо написана, но те кто дочитают до конца - не пожалеют. Там даже есть смешные моменты.
Это роман-воспитание наизнанку, потому что «воспитание» оказывается несравнимо отвратительнее и страшнее первоначального невежества и «варварства» героя.

По ходу чтения чувствуешь, что Елизаров - один из самых интересных сейчас наших писателей - следит за творчеством коллег. Знает и учитывает и Пелевина с Сорокиным, и Мамлеева с Пепперштейном. Однако сравнивать его прозу ни с кем не хочется. Елизаров пишет в своей манере и получается у него сильно выше среднего. Типовой спальный район большого позднесоветского города описывается через запах, как будто здесь умер огромный неодушевленный предмет с дизельным сердцем. А пирожок в ларьке за неимением салфетки оборачивают обрывком кассовой ленты, на котором проступают масляные пятна в виде водяных профилей Ленина с крупных денежных купюр. Чужой тазобедренный сустав в кармане штанов мальчика-убийцы все принимают за яблоко, хотя для яблок не сезон. Если вы сноб и эстет, за сюжетом можно вообще не следить, а просто выискивать на каждой странице несколько таких вот, запоминающихся многозначных образов, но снобов и эстетов немного и потому скажем и о фабуле.

Двадцать лет назад переехав из маленького города в большой, юный гопник Герман Рымбаев связался с «нехорошей компанией» уличной шпаны, вместе с которой и показывал припозднившимся советским гражданам «мультики» т.е. их подругу пэтэушницу, голую под шубой. За что с пораженных и испуганных пешеходов принудительно взимались деньги. После задержания милиционерами несовершеннолетний герой достается на полное метафизическое растерзание двум персонам - инспектору Ольге Данько и Разуму Аркадьевичу.Данько являет собой воплощение бессодержательной, неотвратимой и обманчиво мягкой системы власти, принудительной социализации, дисциплинарного общества. Разум Аркадьевич воплощает требовательное внутреннее супер-Эго, агента власти внутри нас. Теперь уже Герману показывают «мультики» - диафильм про него самого. В конце просмотра с ним происходит некое не называемое, с трудом описуемое обычными человеческими словами событие, которое в равной степени напоминает:
Символическую кастрацию

Инициацию (мнимое «отрезание головы» как ритуальная смерть), открывающую герою путь из профанической толпы в тайную элиту

Вырывание языка в пушкинском «Пророке»

Переселение внутрь диафильма, тогда как герой воспитательного диафильма с этого момента заменяет своего прототипа в жизни и говорит его голосом

Отключение нежелательной «криминальной» части мозга, напоминающее принудительную лоботомию из «Полета над гнездом кукушки», а инспектор Данько тогда не родственница ли «старшей сестры» из этого романа Кена Кизи?

Проснувшись наутро в больнице с распухшим и искусанным языком Герман не получает никаких доказательств того, что всё это действительно было с ним. Доктор Божко убеждает его, что это галлюцинации, сопутствующие эпилептическому припадку, и постепенно Герман оставляет всякую надежду понять, где же именно проходит граница между воспоминанием, диафильмом, галлюцинацией, и какая из версий прошлого верна? Между тем, коробка с пленкой воспитательного диафильма всегда лежит у него в ящике стола и сцены из «мультиков» всю жизнь подстерегают и окружают его, провоцируя припадки.

Принудительное зрелище
Центральный мотив «Мультиков» - принудительное зрелище, на которое ты не соглашался, но отказаться от которого не можешь и вынужден будешь заплатить устроителю столько, сколько он запросит. Это отсылает нас к «Матрице» и деборовской концепции «общества спектакля». Герой книги вместе с другими такими же «пацанами» демонстрировал прохожим «запретное» (женскую наготу) и требовал взамен деньги. Власть в ответ показала ему «правильное» (желательную модель поведения), отняв у него всю его прежнюю «нелояльность».

Толпа и элита
Кроме «воспитуемых», в мире «Мультиков» есть человекообразные «усредненные» граждане, добровольно находящиеся под прессом, и инфернальные контролеры и воспитатели - мелкие и не очень бесы, которые сами когда-то родились «просто людьми», но потом выпали из господствующей нормы и стали нарушать правила, а позже прошли через «реформаторий», превратились в существ иной природы и с презрением, жалостью и иронией вспоминают сейчас своё позорное, «слишком человеческое» прошлое. Это важный нюанс, что людьми они были склонными к асоциальному поведению, не умещались в норму. Именно эта темная энергия, толкавшая их изнутри, и была вовремя использована воспитательной технологией и трансформирована для того, чтобы превратить их в существ с особыми полномочиями, в тех захватчиков сознания, которые умеют зомбировать нас через газовые конфорки, живут внутри полой земли, управляют летающими тарелками и могут на расстоянии сводить с ума.

Это роман о тайне власти одного человека над другим. Можно объяснять власть отношениями собственности и корысти, привычкой подчиняться родителям, инстинктивным поиском безопасности и защиты. Но Елизаров дает свой ответ, в духе мистических анархистов. Внутри власти обнаруживается какой-то пыльно-химический сатанизм с папками, почетными досками и диапроекторами позднесоветских времён. В этом мире «нормальность» самоценна и ни зачем не нужна. И власть в нём может быть только инфернальной иерархией мелких и крупных бесов. Человек это однотипное и неизменное животное, а власть - это ад, издевающийся над этим животным, если оно не выполняет её, никак иначе не оправданных, предписаний. Невидимые руки азазелей складывают социальный пазл, но ни один из его кусочков ничего не может знать о картинке в целом.

Эта власть кастрирует, редактирует, прижигает и обездвиживает. Она приводит героя к отчуждению от самого себя в форме образа. Это не я, а моё изображение в адском диафильме отвечает на вопросы и действует вместо меня. Это не я, а мой «ник», «аватар», нарисованный кем-то портрет. Я не принадлежу себе, потому что разделился на образы, желательные для власти. Главная операция этой внешней (Данько) и внутренней (Разум Аркадьевич) власти это превращение тебя в нужный ей образ - визуальный, транслируемый, мультипликационный, образ, которым власть может управлять. После травмы, связанной с появлением такого образа, необходима стабилизация, тут появляется доктор Божко, как более мягкая и внешняя проекция того же Разума Аркадьевича. Ты уже тот, кто нужен власти, ты больше не опасен для общества и теперь нужно свести на нет последствия пережитой травмы «принудительной социализации». Снятие ответственности обнаруживает тотальность отчуждения - за пределами «мультиков», вокруг воспитательной комнаты «реформатория», вообще ничего нет и бежать некуда. Власть тотально присутствует везде.

Антропологический пессимизм и минимальный гуманизм

Очевидно презрение автора к наивному обывательскому «минимальному гуманизму» всех, кто боится разожмуриться, добровольно слепых и добровольно глухих, уверенных, что их «разумная» слепота и глухота продлит их дни и избавит их от многих проблем и конфликтов. Те из людей, кто изначально, безо всякого вмешательства извне, «нормален» и «послушен» вообще никак не участвуют в этой инициатической цепи «воспитания» с помощью «мультиков». Во вселенной «Мультиков» отсутствует человек в его революционно-гуманистическом понимании, связанном с идеей прогресса. В этой вселенной есть только непослушное двуногое животное, которого «социализирует» демоническая, то есть опять же не человеческая система, действующая «как бы» от имени общества уже «социализированных» и послушных двуногих животных. Те, кто делают эту работу вовсе не люди, а этакие инфернальные демоны потусторонней иерархии, воспитатели стада, с которым они давно не имеют общей природы.

Стремящемуся прочь от иллюзий человеку ничего другого и не остается, если он не знаком с революционным гуманизмом. А где современный человек может с ним познакомиться? Кто и где практикует этот «другой» гуманизм, как идеологию диалектического преодоления вчерашнего себя ради новых исторических задач, для дальнейшего развертывания смысла? Без этого рисуется именно такая модель фрактального, повторяющегося, вечного и самодостаточного «воспитательного насилия», смысл которого не может быть известен никому из тех, к кому это насилие применяется, и потому им остается считать, что у «воспитательного насилия» нет вообще никакой внешней цели, кроме бесконечного воспроизводства «правильности» и «порядка». Глупо было бы требовать «намека на выход» и «другого героя», раз ни того ни другого нет в опыте автора, как и в опыте большинства читателей. Придумывание таких вещей всегда за версту отдаёт фальшью, да и должно ли искусство «предлагать альтернативу» или же оно обречено только «обнажать проблему» - это вечно открытый толстовский вопрос.

«Новая жизнь», дорогой в которую оказывается плёнка диафильма, состоит из штампов. Чтобы отучить себя материться, нужно прижигать себе руку сигаретой. Бесконечен коридор перевоспитывающих и перевоспитываемых, наблюдающих, в свою очередь, этот «зеркальный коридор» на освещенной стене. Но смысла в социализации нет, в ней не угадывается никакого позитивного содержания. Что получают в «новой жизни» кроме абстрактной «правильности» и возможности иметь власть над следующим поколением «провинившихся»? Такая социализация репрессивна и реакционна, она «нужна», чтобы в тюрьму не посадили и не заперли чтоб в дурдом.

Вечная система

Можно, конечно, притянуть сюда политику и посчитать важным то, что основные события происходят именно в 89-90-ом годах, то есть буквально в последние месяцы существования окончательно выродившейся «советской» системы. И на этом основании можно объявить, что бессмысленность отдельного человека и столь же бессмысленный садизм системы у Елизарова это не абсолютные, но именно исторические черты. Вот, мол, как выглядел советизм, забывший, для чего он затевался, и вот что из себя представлял усредненный подросток «последнего поколения советских людей». Это общество было уже убито, не способно ни к какому самопониманию, самооправданию, самосохранению, и потому оно воспринимало власть как внешнее и лишенное смысла зло. Однако в елизаровском романе для такого притягивания нет никаких оснований, более того, там показано, что «мультики» прописывались малолетним душегубам и до октябрьской революции, и в постсоветских 90-ых герою приходится их регулярно смотреть, чего он избегает изо всех сил, и в древнем конфуцианском Китае существовала аналогичная «оптическая технология», известная доктору Божко. И вообще, намекается, что однажды герой и сам станет «воспитателем» и придет к кому-то, чтобы показать в темной герметичной комнате выворачивающий нарушителя наизнанку «мультик». Это вневременная ситуация, как в сказке про Пиноккио и опасность вырастания ослиных ушей в случае неповиновения. Скорее всего, «мультики» возникли вместе с иерархическим обществом и принудительным воспитанием и могут исчезнуть только вместе с ними. Мы имеем дело нИ с какой не с критикой конкретной ситуации, но с глубоким политическим нигилизмом, с пониманием социализации как абсолютного зла, с отрицанием возможностей общества позитивно измениться и, как следствие, с демонизацией феномена власти, понятой широко, в духе Мишеля Фуко, как система надзора, образования, пропаганды, медицины и т.п.

Даже модель мира и общества из каких-нибудь «Протоколов сионских мудрецов» выглядит оптимистичнее. Там, кроме гоев, обреченных на заклание и, собственно, самих мудрецов-манипуляторов, продавшихся диаволу, подразумевается и старый добрый выход - спасение души через христианство, а точнее, через православие. Собственно, и написаны «протоколы» с этой моралистической целью - ужаснуть читателя планом мирового господства безбожных исчадий и направить ужаснувшегося в лоно церкви и монархии. У Елизарова никакого намека на выход из комнаты, где неблагополучным мальчикам принудительно показывают «мультики», нет. Да и никакой «бессмертной души» у героя не наблюдается, работает простой набор рефлексов молодого животного.

Можно романтично противопоставить такой власти свою личность как носительницу чего-то уникального и не доступного окружающим. Но именно такое противопоставление как раз-таки Елизарову абсолютно не свойственно. В его Германе, попавшем под «Мультики», не было ничего непостижимого и самоценного, он вызывающе и декларативно банален и даже схематичен - стандартный молодой человек, сформированный стандартными отношениями - подтягивается на турнике, вытрясает из прохожих мелочь, заглядывается на одноклассницу и выпивает с дружками за гаражом. То есть и система, и обрабатываемая ей личность одинаково пусты и бессмысленны.

Учитывая такую модель вселенной и человечества, ну, или, по крайней мере, позднесоветского и постсоветского общества «русскоговорящих», «Мультиками» должны бы зачитываться готы и эмо, если бы их интересовало что-либо, кроме косметики и серебряных украшений.

Обсессивный фашизм

Малолетний преступник, к которому является всезнающий педагог с диапроектором или волшебным фонарем, показывающим «неправильное» прошлое, воспитательную цепь и неизбежно «правильное» будущее - бесконечный навязчивый повтор этой сцены напоминает гомосексуальную социализацию в древнегреческом полисе, где превращение подростка в гражданина поручалось опытному и уважаемому мужчине-наставнику. Антропологический пессимизм «Мультиков» распространяется на женщин ещё сильнее, чем на мужчин. Женские существа в романе это или неаппетитная «шалава» и «давалка» из пэтэушной компании, или недоступная одноклассница, достойная только расчленения, или столь же недосягаемый образ с черно-белого порнофото, или дама-инспектор, скрывающая за своими фарисейскими фразами некий абсолютный приговор.

Если посмотреть через фильтр психоанализа, то всё в книге вполне последовательно и прозрачно. Ключом к пониманию «Мультиков» становится навязчивое повторение воспитательного ритуала, бесконечное разыгрывание орнамента «травмы» и «исправления», с минимальными вариациями, столь свойственное характеру обсессивного невротика. По мнению Фрейда, за этим бесконечным повтором травмы спрятано стремление к смерти и возврату в неорганическое состояние. Из органического в механическое, из жизни - в диафильм. Такой возврат - единственная известная обсессивному характеру форма бунта против причин травмы и внешних сил, дозирующих удовольствие. «Неодушевленный предмет» умер, но и изначально он был мертвым, неодушевленным, имел дизельное сердце. В мире обсессивного невроза ничего однозначно живого вообще не может быть. Обсессия - преимущественно мужской невроз и полная противоположность женской истерии. Мир тайной зловещей воспитательной власти и темной детской комнаты в доме без адреса - это обсессивный мир патологической аккуратности, повторов садистских ритуалов и некрофильских фраз-заклинаний, шпиономанской паранойи, мужских братств и теорий заговоров, тайных враждебных элит и самодостаточного и самоценного порядка, то есть это «фашистский» мир, как понимали «фашизм» психоаналитики, начиная со времен Фромма. Обсессивный невротик из фашистского космоса сочетает преувеличенный рационализм в мелких деталях (механизация обыденной жизни до такого состояния, чтобы её можно было крутить диапроектором, кадр за кадром) с мистическим, иррациональным, в духе «древних непостижимых мифов» объяснением больших смыслов, целей человека и задач бытия, а точнее, мрачноватый мистицизм привлекается, чтобы объяснить полное отсутствие самих этих смыслов, целей и задач в мире-шарманке, ручку которой крутит некрасивый диавол со своей свитой. Для психоанализа «фашист» это такой тип личности, который с помощью счетной машины доказывает, что полезнее всего пепел из газовых печей пускать на удобрения полей, но если черная кошка перебегает ему дорогу, он обязательно пойдет по соседней улице и сплюнет через левое плечо. То есть внутри иерархической системы власти с начала исчисляемых времен Елизаров обнаруживает в «свернутом», «запакованном», «тайном» виде этот обсессивный механистический и мистический фашистский космос. Его проза распаковывает внутри любой иерархической пирамиды эту бледную, слепую, капризную, отвратительную личинку фашистского психотипа, боящуюся света и опознания.

Продолжение следует

Остается рассчитывать, что смысл «Мультиков» и возможная альтернатива приоткроются в продолжении романа, когда испытуемый и воспитуемый сам станет экспериментатором и воспитателем. Мне кажется, что смысл этого эксперимента, смысл социализации и «нормализации» в этой будущей книге будет зависеть не только от того, что придумал уже для кукол своего мрачноватого театра Михаил Елизаров, но и от того, какие события произойдут вокруг него и с ним лично в самое ближайшее время.

Оригинал статьи - http://www.rabkor.ru/review/book/7069.html

@темы: Рецензии, Мейнстрим

---

[kristinalemma]

Итак, у нас снова победила дружба-мир-жвачка!
Точнее, победил конечно Йон Айвиде Линдквист с книгой "Человеческая гавань", но я смею надеяться что он не против мира-дружбы-жвачки )

@темы: Фантастика, Выбранные книги

---

Двадцать седьмая книга.

[kristinalemma]

Настал этот чудесный удивительный момент - выбор нашей очередной книги, который откладывался из-за несовершенства системы электроснабжения порядочных граждан )

Три, несомненно интересные книги на ваш выбор, выбранные методом случайного тык, три книги из которых мы увы-увы, выберем всего одну)

1. Ширли Джексон "Призрак дома на холме"

аннотация раз

Старинный особняк на холме приносит его обитателям только горе. Владельцы отказываются в нем жить, пожилая чета, присматривающая за домом, не рискует оставаться здесь на ночь. За домом прочно закрепилась репутация обители привидений.
И вот однажды тишину дома нарушает шумная компания визитеров. Доктор Монтегю, исследователь паранормальных явлений, снимает на лето особняк для изучения происходящих там феноменов. Никто из прибывших не может даже предположить, каким кошмаром завершится эта поездка.

2. Джоан Харрис "Чай с птицами"

аннотация два

Вера и Надежда сбегают из дома престарелых в самый модный обувной магазин Лондона. Ведьминский ковен собирается на двадцатилетие школьного выпуска. А молодая жена пытается буквально следовать рецептам из кулинарной книги своей свекрови - с непредсказуемыми последствиями...

3. Йон Айвиде Линдквист "Человеческая гавань"

аннотация три

Андерс, Сесилия и их шестилетняя дочь Майя отправляются зимой по льду на маяк - где Майя бесследно исчезает. Через два года Андерс возвращается на остров, уже один; и призраки прошлого, голоса которых он пытался заглушить алкоголем, начинают звучать в полную силу. Призраки ездят на старом мопеде и нарушают ночную тишину старыми песнями The Smiths; призраки поджигают стоящий на отшибе дом, призраки намекают на страшный договор, в древности связавший рыбаков-островитян и само море, призраки намекают Андерсу, что Майя, может быть, до сих пор жива…

запись создана: 08.02.2012 в 11:05

Вопрос: Что выбираем?

1. Ш. Джексон "Призрак дома на холме"		2	(22.22%)
2. Дж. Харрис "Чай с птицами"		2	(22.22%)
3. Й. А. Линдквист "Человеческая гавань"		5	(55.56%)
Всего:		9

@темы: Выбор книги, Голосование

---

[Книжный Ростов]

Книжный рейтинг Клуба. Версия 12.01.

1. "Над пропастью во ржи" Джером Д. Сэлинджер - 129 баллов.

2. "Всадник без головы" Майн Рид - 125 баллов.

3. "Похороните меня за плинтусом" Павел Санаев - 124 балла.

4. "Подозреваются все" Иоанна Хмелевская - 104 балла.

5. "Метро 2033" Дмитрий Глуховский - 93 балла.

6. "Куда приводят мечты" Ричард Матесон - 85 баллов.

7. "Одиночество в сети" Януш Вишневский - 83 балла.

8. "Скотный двор" Джордж Оруэлл - 69 баллов.

9. "Записки гайдзина" Вадим Смоленский - 68 баллов.

10. "Есть, молиться, любить" Элизабет Гилберт - 64 балла.

11. "Рога" Джо Хилл - 62 балла.

12. "Кысь" Татьяна Толстая - 61 балл.

13. "Не отпускай меня" Кадзуо Исигуро - 60 баллов.

14. "Заповедник" Сергей Довлатов - 59 баллов.

15. "Как творить историю" Стивен Фрай - 57 баллов.

16. "Жареные зеленые помидоры в кафе "Полустанок" Фэнни Флэгг - 56 баллов.

17. "Черная книга секретов" Ф. Э. Хиггинс - 55 баллов.

18. "Цыган" Анатолий Калинин - 52 балла.

19. "Голая Джульетта" Ник Хорнби - 51 балл.

20. "Здравствуйте, мистер Бог, это Анна" Финн - 50 баллов.

21. "О чем я говорю, когда говорю о беге" Харуки Мураками - 49 баллов.

22. "Глас Господа" Станислав Лем - 38 баллов.

23. "Гордость и предубеждение и зомби" Джейн Остин, Сет Грэм-Смит - 25 баллов.

24. "Практическое демоноводство" Кристофер Мур - 17 баллов.

25. "Санкция на жизнь" Сергей Палий - 14 баллов.

@темы: Рейтинг

---

Двадцать шестая встреча Клуба

[Книжный Ростов]

Дата: 4 февраля (суббота)

Время: 18:00

Место: Чешская пивница "Старое место" на Ворошиловском 58. Очень уютное заведение для посиделок морозным вечером.

Книга: "Мультики" Михаила Елизарова

Телефон организатора встречи: [phone]

Пожалуйста, не опаздывайте. На сколько человек занимать столик?

Особенно ждем одноклубовцев, которые жаловались, что встречи проходят по пятницам и просили перенести их на субботу. Вуаля! : ))

запись создана: 31.01.2012 в 20:17

@темы: Встречи

---

[Книжный Ростов]

Давайте оценим двадцать пятую книгу Клуба: "Похороните меня за плинтусом" Павла Санаева.

Книга получает 124 балла.

запись создана: 21.01.2012 в 00:52

Вопрос: Получи-ка...

1. 10 баллов		6	(40%)
2. 9 баллов		3	(20%)
3. 8 баллов		3	(20%)
4. 7 баллов		1	(6.67%)
5. 6 баллов		0	(0%)
6. 5 баллов		1	(6.67%)
7. 4 балла		0	(0%)
8. 3 балла		0	(0%)
9. 2 балла		0	(0%)
10. 1 балл		1	(6.67%)
Всего:		15

@темы: Оценка книги, Голосование

---

[Злата]

Одно из правил Клуба гласит, что если рекомендованную тобой книгу выбрали для прочтения, то с тебя рецензия на это произведение. Увы (или ура), не все из нас умеют писать отзывы, поэтому и получается, что книги выбираются, а рецензий почти нет. Поэтому предлагаю немного изменить формат. Не можешь/не хочешь/нет сил/нет времени написать отзыв? Найди в сети хорошую рецензию, которая отображает твой взгляд на книгу и выложи в сообществе, не забывая про копирайт, конечно же. Или предоставь слово самому автору, который наверняка в каком-нибудь интервью подробно рассказывал о своей работе. Можно выкладывать видео, газетные заметки, предисловия, да что угодно! Лишь бы это имело отношение к конкретному произведению.

Но оригинальные рецензии всё-таки лучше, поэтому давайте как-нибудь поощрять людей, которые сами готовы написать отзыв. Необязательно для этого ждать, когда рекомендованное тобой произведение победит в голосовании. Нравится одна из книг, прочитанная в рамках сообщества (а их уже двадцать шесть)? Напиши отзыв и получи подарочные баллы! Определенное количество баллов можно будет обменять на сувениры от Клуба. Но главное, что твою рецензию прочтут люди, которые действительно неравнодушны к книгам. Ведь не так-то просто сейчас отыскать благодарную и отзывчивую аудиторию.

Двадцать пятой книгой Клуба стала повесть Павла Санаева "Похороните меня за плинтусом". Несколько лет назад в программе "Школа злословия" Санаев интересно и подробно рассказал о том, что его подвигло написать эту своеобразную автобиографию, как на книгу реагировали его родные, понравилась ли она первым читателям и т.д. Имхо, это интервью лучше любой рецензии, поэтому предлагаю послушать автора.

@темы: Рецензии, Работа клуба, Работа сообщества

---

[Книжный Ростов]

Мы успешно выбрали двадцать шестую книгу Клуба и это "Мультики" Михаила Елизарова.

Поздравления всем голосовавшим за книгу. И Sherly Kris, предложившей её к прочтению. : ))

@темы: Современная проза, Выбранные книги